Виктор Пелевин, «Transhumanism Inc.»
Цитаты
Все течет, все меняется и остается таким, как было. Дважды войти в одну реку нельзя, а вот состариться и подохнуть на ее берегу без особого труда удается любому – и не надо даже особо вникать, тот это берег или нет.
…Обитали на таком дне бытия, что закону было лень за ними нагибаться.
У них проблем не будет. У них все проблемы уже есть.
Краткость – сестра продаж.
Ваша смерть нужна миру точно так же, как ваше рождение, а может и больше.
Темные фасады… Сколько, должно быть, в этом ярком веселом мире неоплаченных темных фасадов, давно слившихся со мглой.
Самое человеческое из всех действий – отбросить копыта.
Для социальной гармонии важно не только дать людям надежду. Еще важнее у всех на глазах кого-то ее лишить.
С точки зрения природы наш мозг – никак не орган счастья.
Человек не хочет решать свои проблемы. Он хочет от них избавиться.
Избавиться от проблем нельзя. А вот решить их обычно можно. Но рецепт почти всегда в том, чтобы научиться с ними жить. Или хотя бы согласиться мирно от них умереть.
Активная маскировка: пристально глядя врагу в глаза, снять трусы. Враг будет озадачен и уйдет искать противников попроще.
Лучший способ избежать проблемы – не ходить туда, где она возникнет.
Всякий успех таит в себе семена упадка.
Тянется не мужчина, а древний слой мозга, надеющийся на здоровое потомство – а неокортекс, разросшийся на мыльных операх и социальных сетях, оформляет все это в виде стихов, романов, фильмов и уголовных статей.
«А-Фифа», то есть «альфа-представительнецо немаскулинного гендера»…
Была сладкая свежесть в том, что придуманная человеком небесная сила может вот так запросто отразиться в реальности – и заставить наблюдателя на секунду поверить, что это он создан ею, а не наоборот…
Мы бы стали частью мира, да мир не хочет, чтобы мы были частью, он хочет, чтобы мы были дном.
Рабов нынче не возят на кораблях по морю, это накладно – рабствуют, где родились…
Иван смотрел на нее – и все еще видел зародыш старческого безобразия на месте ее красоты. Собственно, сами красота и свежесть и были этим зародышем.
Что есть вера? Это обнаглевшая надежда.
С какого-то момента, подумал кукуратор, в жизни успешного мозга не остается ничего, кроме оздоровительных процедур. Что же такое тогда успех, если не болезнь?
Единственное преступление на нашей планете – слабость.
Секрет счастья именно в том, чтобы не ковырять происходящее сомнениями, а спокойно им наслаждаться.
Наш мозг – все-таки просто внутренний орган млекопитающего, миллионы лет жившего среди негостеприимной природы. Менять его привычки слишком радикально… Кто знает, к чему это приведет.
Не все яблоки познания одинаково полезны…
Не завидуй, человек, ибо не знаешь никогда, чему завидуешь…
Выборов в жизни только два – переходить из одной вечности в другую, приспосабливаясь к новым требованиям момента, или сдаться, оттопырить лапки и сползти в распад, как придушенная мышка.
Жизнь, по сути, и есть тот промежуток времени, когда ты еще можешь меняться по своей воле. Смерть – это когда ты начинаешь меняться уже не по своей.
«Действительность» – не что иное как ярлык, лично размещаемый каждым индивидуумом на конкурирующих массивах информации. «Идентичность» – это усредненная функция таких размещений. Поколенческие идентичности формируются агрессивной подсветкой комплекса нарративов, отобранных корпоративным менеджментом…
Подлинное величие начинается там, где кончается понятное животным слоям мозга.
Даже не помойка, а помойка помойки – как если бы внутри свалки сделали еще одну специальную зону для мусора, слишком уж поганого, чтобы валяться среди других отходов просто так.
При борьбе за человеческий ум нарративы симулируют поведение животных, борющихся за территорию.
Суждение о чужой конспирологичности является конспирологией по определению.
Фемида со счетами вместо весов и третьим глазом, широко и страшно раскрытым над повязкой.
Понтий Пилат спрашивал: «Что есть истина?» Ответ на вопрос гораздо проще, чем думали древние мудрецы. Все, что возникает в первой сигнальной системе – истина. Ложь существует только во второй… Некоторые даже утверждают, что там одна только ложь…
За десять лет он вместе со всем поколением друмеров потерял идеалы, иллюзии и значительную часть волос.
Сахарная наркомания почему-то не преследуется, хотя куда вреднее множества незаконных привычек.
Выглядят они счастливо, но счастье их свинское, как у хряка, который жрет и не может остановиться.
Не то чтобы преступление – а просто одна из многочисленных мелких мерзостей, делающих этот мир тем, что он есть…
Он даже не успеет ничего заметить. И перестанет наконец испытывать непрерывное омерзение от трения органов чувств о мир.
Впрочем, ну его в жопу, это человечество.
Не то чтобы я верил в зависть богов… Но я думаю, есть какой-то встроенный в нас счетчик удач. Некая сила следит за тем, чтобы нам не становилось слишком уж комфортно.
Как мы называем отца, который спрятался от семьи и оставил детей на произвол судьбы, открыв их всем веяниям зла? Не таков ли наш создатель?
В вашем личном, мой друг, нет ничего личного, – перебил Розенкранц. – Все, что вы считаете «своим» – это обрывки чужих историй, собранные вместе вашим мозгом… Даже атомы, из которых вы сделаны – редкие потаскушки. Вы и представить себе не можете, где и с кем они блудили последние десять миллиардов лет.
Мы не солнце, – сказал Розенкранц. – Мы скорее черная дыра. Вокруг нас все вращается, но нас не видно даже в упор.
– Вы хотите драться прямо сейчас? – спросил кукуратор.
– Ну да, – ответил Розенкранц. – Когда же еще? Давайте только допьем это замечательное вино, и убивайте меня к чертовой матери.
Кто кого? Тот, кто быстрее. А быстрее тот, кто меньше рефлексирует.